Желтое, зеленое, голубое[Книга 1] - Николай Павлович Задорнов

знает, редко бывает. По-своему несчастны почти все ее подруги, с которыми она училась. Но у ее отца такой же спокойный характер, как и у нее, — и он прожил счастливо, и вместе с мамой они и сейчас живут хорошо. Она часто пишет им. С отцом у нее такая душевная близость, которая не может быть понятна никому из окружающих. Сейчас, когда нет Георгия, она часто думает об отце, вспоминает свое детство, юность, его влияние. И его несчастья, неудачи. Сейчас он на пенсии, и все спокойно. И неприятности не переменили его.

А Сапогов пришел домой. Оказалось, что жена только что звонила Раменовой. Сказала, что скучает. И все напрасно.

— Ну знаешь, это не зря! — вспыхнула Евгения Васильевна. — Вот уже несколько месяцев Раменовы явно не хотят к нам идти. И Нина разговаривала со мной как-то странно. Неужели и тут ты что-то натворил? Так всегда, когда я начинаю тебе верить… Тебе стоит дать по физиономии…

— Опять твоя глупая, невыносимая ревность, — ответил муж.

Утром Нина шла в редакцию без обычной радости. Что будет, если теперь начнутся звонки, ухаживания?

Она очень любит свою работу, свой столик. «Ухаживания», которых она опасается, заранее отравляют ей все. Он начнет приходить, сидеть у ее столика, говорить комплименты.

Она не любила никакого и ничьего влияния на свою жизнь. До сих пор редакция была для нее чудесным уголком свободного труда. Она решила сделать все возможное, чтобы отстоять свою свободу.

А в этот день в редакции опять говорили, что трест лучше работает.

— В самом деле, они набирают темпы, — сказал редактор, который никого и никогда зря не хвалил.

— Может быть, не весь трест, но управляющий, — не без язвительности, может быть нарочно для Нины, сказал кто-то из сотрудников.

«Ну разве это не отрава? Даже если он не приходит и не сидит у столика! Достаточно было одного посещения! Все знают, что Георгия нет!»

Из Москвы пришла телеграмма. Нина ходила на почту, она просила мужа телеграфировать ей до востребования. Это не телеграмма, а драгоценность. Как отрубило все неприятные ощущения!

ГЛАВА XVII

Восемь дней прошло после выезда Георгия из Москвы. Нина никому не сказала ни слова о его телеграмме.

На день его приезда она отпросилась с работы. С утра ждала и прибрала квартиру, выкупалась, сходила в парикмахерскую и уехала на автобусе на вокзал.

В редакции все удивились, зачем ей понадобился выходной. Такого никогда не бывало. Молодежь попыталась пуститься в догадки, но ничего не могли придумать. Остроты повисли в воздухе.

Нина с цветами в руках ждала на перроне. В глубине тайги слышался паровозный гудок. Георгий ехал.

Вокзал был новый, бревенчатый, почти в десяти километрах от города среди березового леса. Кое-где на отрогах сопок гнездились липовые рощи. Железная дорога только проведена, ее строители каким-то чудом сохранили все это.

Нина, внешне спокойная, ходила и смотрела на лес. В нем было что-то вечное, сильное и глубоко родное ей.

Георгий сошел с поезда почти без вещей, но с каким-то новым альбомом.

— А где же твой багаж?

— Картины? Все осталось в Москве.

— Ты поступаешь?

— Нет… Расскажу.

— Будет выставка?

— Да, кое-что у меня обещали взять… А тут московские зарисовки, — сказал он, показывая на альбом и целуя Нину еще раз. Он такой здоровый, сильный, высокий — кажется, стал выше в Москве.

— С успехом?

— Не совсем! Но… пользы много… Пойдем домой пешком. Чемоданчик у меня легкий. Я тебе привез все, что ты просила, чулки купил на Серпуховке, выстоял в очереди, материал на платье в универмаге на Петровке. Я каждое утро ходил в очереди, как на службу, Гагарова мною руководила, а я потом на память рисовал жанровые сцены из московской жизни. Еще типы Островского сохранились, только с современным оттенком.

— Ты у Гагаровых останавливался?

— Нет, у меня был номер в гостинице. Картины поместили в маленьком зале, в одной из комнат Союза и вскоре устроили просмотр. А ты знаешь, кто со мной вместе ехал из Москвы? Барабаш. А туда я ехал в одном вагоне с директором нефтеперегонного завода, и он всю дорогу развлекал анекдотами. Говорит, что только в вагоне отдыхает.

Они шли по дороге, по которой последний раз возвращались зимой, проводив Алису Гагарову. Теперь березники в листве. На горах — синяя зелень елей.

Теперь лес в зелени. На широкой просеке местами пеньки и коряги, потом идет участок чистый, с обнаженной глиной, желтой и яркой. Тут работали лопатами и машинами. Оставленный трактор-каток стоит посреди дороги. Дальше участки мощены. Около глубоких траншей, выкопанных еще в прошлом году, разбросаны огромные цементные звенья будущих канализационных линий.

— Встретила меня Алиса Львовна и представитель Союза. И сразу закрутились московские дела. Они все-таки умеют работать там…

А лес темнел, казалось, что стены берез и лиственниц сдвигались выше. Тут лес не тронут. Сапогов теперь пытался сохранить все для будущего города.

Нине казалось, что она отдыхает душой, сердце ее согревалось. Она шла рядом с любимым и слушала его рассказы. За дни разлуки она привыкла к напряжению. Горько женское одиночество, не дай бог никому.

Длинный летний вечер, когда солнце долго не заходит, кажется, что остановилось.

— Ты знаешь, что случилось со мной в Москве? Я вдруг почувствовал, что когда-нибудь буду жить там. Я люблю здесь все, но мне кажется, что меня там ждет что-то в будущем, я не знаю — что. Может быть, неприятности, — пошутил он.

Нина потускнела. Это напоминало ее думы — вечерами в одиночестве. Их ощущения в разлуке были одинаковы.

— Москва — это огромный мир, даже не город, а именно целый мир. Не знаю, хорошо это или плохо, но мы когда-нибудь будем с тобой там жить. Когда-нибудь…

Он приехал какой-то странный, — кажется, голова его еще в Москве.

— А что же с учением?

— Я, кажется, мог бы поступить. Сейчас творческие союзы стремятся привлекать в искусство и литературу новые силы. Стараются выдвигать молодежь. Но пока культура вся лишь в Москве, и это, знаешь, заметно. По дороге, во всех городах я покупал газеты, читал их, и какая-то все скука, тоска. Кое-что — интересно, а кое-что везде и всюду пишется одинаковое. И я вспомнил… Как мы с тобой ехали сюда…

— А что же с учением? — еще раз спросила Нина.

— Как бы тебе сказать. Пока ничего. Обещали поддержать. Но должны все обсудить, решить, выяснить, — и только, видимо, на будущий год… Предлагали мне пожить в Москве, похлопотать самому, чтобы приняли без экзаменов.